Ступени Первая ступень: Золотая рыбка Удочка. На воде застыл поплавок. Красиво, но скучно. То, что внизу еще есть крючок с червяком, можно даже и не знать. Пока это не надо. Но вот "скучный" поплавок вздрагивает и тонет. Твой вопль, вопль деда — и рука взлетает вверх, с реактивной скоростью пронося над головой окуня. Он падает в траву и... рыбалка кончается. Дед снимает окуня с крючка, и ты с пятой попытки пытаешься взять его в руки. Он прыгает, и ты отскакиваешь на метр. Но вот окунь обессилел и лежит на ладони. Нет, окунь — это Золотая рыбка. Как он красив! Чего стоит только ярко-красное оперение. Тебе хочется его отпустить, но это твоя самая замечательная игрушка и отпускать жалко. Хочется и жалко. А потом окунишка перестает прыгать и становится еще жальче, что не отпустил. Интерес к удочке давно пропал. То, что взрослые наловили полведра таких окуней, совсем не интересно. Мимо пронеслась зеленая ящерица, замерев на пеньке. Все. Окунь исчез из твоей жизни. Потом прилетел комар и напился крови. Ты терпел и ждал, лопнет ли он, но он просто улетел. Такой обиды ты не ждал и очень раздосадован. Нет, не на комара, а на взрослых, которые все закидывают и закидывают своих червяков. Тебе скучно. Ты начинаешь кидать в воду шишки, и взрослые ругаются. А тебе хочется домой и... Первая рыбалка так далека от второй. Вторая ступень: первая рыбалка Ты впервые едешь на рыбалку, впервые сознательно. Интересно буквально все. Почему поплавки разные? Откуда в банке появились черви? Полчаса уходит на то, чтобы ВЗЯТЬ в руки червяка, еще полчаса на протыкание его крючком. Столько же времени уходит на то, чтобы заброшенный в воду червяк перестал падать к ногам. Но в процессе обучения на берегу, тем не менее, уже несколько окуньков. Вот и первый зацеп, и обрыв удочки. Оказывается, крючки бывают запасными и поплавки тоже. Вот и первая, совсем маленькая, но для тебя смертельная "борода". Оказывается, что если у тебя не клюет, то в пяти метрах за кустом клюнут сразу три штуки. И уж совсем удивительно: у кого-то совсем не такой окунек, как твои, он весь из "серебра". И называется он вовсе не окунем. А когда клюет, комары куда-то улетают. А крючок очень острый и колется сразу до крови. А взрослым хорошо — им можно ловить с плота. Пойманная тобой рыба впервые пойдет в уху. Все это не главное. Главное — в конце. Варианта у этого главного всего два: "А когда мы снова поедем на рыбалку?" или "Я больше никогда на рыбалку не пойду". И от выбора так много зависит. Третья ступень: рыбалка - это процесс Ты идешь на рыбалку. Впервые без дедушки, впервые с себе равными. И ты вдруг узнаешь, как накопать червей, как привязать крючок, как огрузить поплавок. А уже на месте ты обнаруживаешь, что не только поплавки, но и крючки бывают разными, а уж удилища поражают своей красотой. И тебе сразу хочется все это иметь. Ты ловишь наравне, ты все делаешь сам. Отцепляешь запутавшийся в кустах крючок, распутываешь бороду, долго снимаешь с крючка рыбу. Но все — сам. А потом ты вдруг понимаешь, что рыбалка — это процесс. Ты разжигаешь костер, печешь на прутике рыбу, а кто-то закапывает в золу картошку. И тут впервые свершается самое главное рыбацкое действо: ты, дождавшись своей очереди, рассказываешь первую в своей жизни байку. В ней какие-то огромные окуни, которых вы с дедушкой ловили в деревне, и еще что-то, заставляющее слушателей замереть. А потом, перемазанный и обожженный картошкой, ты куришь сухую камышину и все силиться сочинить следующую байку. Но не можешь. Ты еще так мало знаешь. А на завтра ты тащишь деда в рыболовный магазин, и это твоя последняя сказка. Рыболовный магазин в глухом районном городке — это три размера крючков, три мотка разнокалиберной лески, однообразные бочковидные поплавки и бамбуковое удилище. И еще коробка блесен отечественного производства. Четвертая ступень: прозрение Ты встречаешь на водоеме странных людей, которые вместо червяков забрасывают далеко в воду те самые коробочные блесны. Наверное, потому что не умеют копать червей, думаешь ты. Но первый же щуренок совершает революцию в твоем мозгу. Ты уже знаешь удочку, донку и спиннинг. Ты уже. Пока не нашел в библиотеке какой-то старый рыболовный журнал. Он иностранный, хотя и написан русскими буквами в городе Москве. Иностранный по сути. Там такое написано, что сразу понимаешь: а я-то кто? Понимаешь, что никакой ты не рыбак, а человек, поймавший сотню крошечных окуней, в то время как люди на фотографиях держат в руках тайменей, сомов и совсем невиданных рыб. И начинаешь читать. Ты и не догадывался, что про рыбалку написано уже столько, что все прочитать не успеешь. И твоя рыбалка делает гигантский скачок. Журналы становятся все более русскими, тем более что ты уже благодаря им ловишь рыбу совсем другого уровня. Ты в гараже или на балконе собрал настоящий арсенал снастей, а твоя старая высохшая удочка по-прежнему верой и правдой служит дедушке. Пятая ступень: техника Благодаря чтению, вдумчивому анализу и терпению ты начинаешь понимать, что далеко не все ловят одинаково. И не все зависит от снастей, от терпения или от усидчивости. Ты начинаешь понимать, что не обязательно забросить удочку как можно дальше, что блесну лучше провести между теми кустами. Но важнее то, что ты своей снастью начинаешь владеть в совершенстве. От этого зависит многое. Ты видишь, что, поменявшись удочками с соседом, вы оба перестаете ловить. Ты уже используешь десяток разных приманок — как для удочек, так и для спиннинга. И каждая из них требует своего заброса, своей проводки, своей глубины. Ты учишься всему этому и видишь, что бесклевных дней все меньше. Какие-то снасти ты дорабатываешь сам, и они начинают работать лучше. И уже не такими умными кажутся тебе рыболовные журналы. Ты готов поспорить с авторами, которые просто врут, готов поделиться своими находками. А твои друзья все чаще советуются с тобой. Шестая ступень: тактика Все меняется. Ты уже едешь ни куда попало и там за счет техники добиваешься результата. Ты начинаешь понимать водоем, пытаешься вникать в жизнь обитателей его, и все больше желания жить и рыбачить по его законам. Ты выезжаешь на короткое время и, выйдя на берег, через 10 минут решаешь: качать лодку или ехать домой? Рыба тебя интересует все меньше — тебе важно проверить, не ошибся ли ты с прогнозом. Ошибок все меньше. Баек в твоем арсенале все больше, но ты уже редко рассказываешь их, а больше слушаешь и подвергаешь сомнению. Все цифры, как минимум, уменьшаешь в два раза, но молчишь. Тебе все еще важен процесс, но меняется и он. Нахождение на знакомом берегу тебе важнее, чем ведро пойманной рыбы. Да и не бывает уже никакого ведра, потому как редко когда пойманную рыбу ты не отпускаешь обратно. И тебе на рыбалке так хорошо, как не было никогда раньше, хотя рекордов и подвигов накопилось не мало. Седьмая ступень: Золотые рыбки Удочка. На воде застыл поплавок. Красиво. Внизу — крючок с червяком. Вот поплавок вздрагивает и тонет. Рука твердо, но не спешно, делает подсечку. Окунь падает в траву и прыгает. Ты снимаешь окуня с крючка и с пятой попытки пытаешься взять его в руки. Он прыгает, а руки уже не те, но вот окунь устал и лежит на ладони. Нет, окунь — это Золотая рыбка. Как он красив! Чего стоит только ярко-красное оперение. Тебе хочется его отпустить, как и всех предыдущих. Не жалко, хотя интерес к удочке не пропал. А то, что соседи наловили полведра таких окуней, совсем не интересно. Мимо пронеслась зеленая ящерица, замерев на пеньке. Потом прилетел комар и напился крови. Ты терпел и ждал, лопнет ли он, но он просто улетел. Тебе радостно. Нет, не из-за комара, утащившего твою кровь, и не из-за соседей, которые все закидывают и закидывают своих червяков. Тебе хорошо. И не хочется домой, и.., Первая рыбалка так далека от последней. Павел ПолиЩук, г. Набережные челны
14 ИЮЛЯ, 2005 ФРИЦЫ НА РЫБАЛКЕ ... Есть у меня друг. Немец. Немец самый что ни на есть породистый, чистокровный, хотя и потомок в каком-то там колене русских эмигрантов. Большой любитель рыбалки, настолько большой, что при слове РЫБА он делает стойку и с затуманившимся взором начинает пускать слюни. Зовут его Курт. Познакомились мы с ним в Германии, довелось мне там работать по контракту в начале 90. Русский матерный он знает в совершенстве (моя заслуга), русский разговорный со словарем. И вот захотелось ему как-то поймать БОЛЬШУЮ РЫБУ. Ну, рыбы у нас достаточно, но вот насчет БОЛЬШОЙ... Рыба то есть, но она по причине своих размеров пропорциональных прожитым годам настолько премудра, что изловить ее стоит немалых трудов (речь не идет о рыбе весом менее пуда). Пошел я на поклон к знакомому егерю. Дедок в таком возрасте, что еще Наполеона наверное помнит, но тем не менее сколько я его знаю, всегда бодр и прыток не по годам. Всю жизнь он прожил на реке и всю Большую рыбу чуть ли не поименно знает. Слово зА слово, пузырьком пО столу, разговорил я деда. Вытер дед усы и молвил: -Будет тебе БОЛЬШАЯ рыба! Звоню Курту, сообщаю радостную весть. Проходит некоторое время, он прибывает. Утыканный как ежик колючками удилищами и обвешанный всякими прибамбасами. Едем к деду. У деда есть лодка. Большая лодка, ровестница деда, но такая же крепкая и добротная. Плавает на ней дед, или как он выражается ХОДИТ, он таким образом; берет длинный и прочный шест, стоя на носу лодки втыкает шест в дно и идет к корме держась за шест. Так повторяется несколько раз, а когда лодка наберет скорость, можно просто стоять на корме и шестом, как дед выражается ' подсовываться'. Управляется он с этим шестом просто феноменально и скорость лодки вполне приличная. Ну так вот, приехали мы с Куртом к деду, приезд как полагается обмыли и стали снасти настраивать. Курт уже 'на полуспущеных' (немец он и есть немец, что с него взять)пытается сотворить какую-то по его разумения СУПЕРСНАСТЬ для СУПЕРРЫБЫ. Дед посмотрел, сказал: -Выкинь на***! и принес из сарая веревку толщиной с палец и крючки, похожие на якорь от авианосца. Глаза у Курта стали как блюдца, но так как немцы народ деликатный, он промолчал. Затем дед повертел в руках всякие супернаучные приманки и тоже отбросил в сторону. Тут уже стало интересно мне. Приволок дед древний Карамультук и не сходя с места уконтрапупил пару каркуш. Обсмолив паяльной лампой, дед приладил их к своим крюкам. Примерно в метре от наживки присобачил пару кирпичей. Снасть готова. Курт в ступоре. Дед добывает из сарая пару камер от грузовика, берет насос и все это хозяйство тащит в лодку. Курт молчит, но его глаза говорят за троих. Грузимся в лодку, дед по одному ему ведомым приметам находит в реке место, накачивает камеры, вяжет к ним свои снасти и швыряет все за борт, потом спокойно суется к берегу и идет домой. Курт в задумчивости, я, если бы не знал деда, тоже уже был бы весьма озадачен. Дело к вечеру, доедаем шнапс и баиньки. Утром порываемся на реку, дед удерживает. Занимаемся хозяйством, причем Курт все время пристает к деду с вопросами о том, кого мы ловим. Дед отмалчивается. К вечеру берем удочки и идем ловить просто рыбу. Курт вылавливает солидного леща кило на 4 весом и счастливый сообщает о том, что большую рыбу поймал. Сфотографировавшись с ней, собирается выпустить в реку. Отбираем у него рыбу. Законопослушный Курт, узнав о том, что мы собираемся съесть рыбу, пойманную ( о ужас!) без соответствующей лицензии да к тому же не прошедшую санитарного контроля пришел в неописуемый ужас и с дрожью в коленках все ждал появления 'полицай", готового нас немедленно арестовать и оштрафовать. Дрожал он до первой рюмки, потом с аппетитом уписывал жареного леща и нахваливал искусство деда. На следующее утро одной из камер, торчащих поплавками посреди реки, на месте не оказалось. Дед с азартно заблестевшими глазами потер руки и сказал;-Ну ребяты, хороший поросенок уцепился, давненько я таких не лавливал. Надо же, кирпич за собой таскает! Айда в лодку, счас мы его супостата изловим! Прыгаем в лодку, начинаем поиски. Весь день кружим по реке, расширяя круги, а камеры все не видно. Наконец к вечеру дед утомился и решил сойти на берег перекусить. Я тоже увязался с ним, рыбалка рыбалкой, а кусать хоца. Курт, охваченный азартом, решил поиски самостоятельно продолжить. Обнаружил он камеру прямо напротив того места, куда мы подошли после сытного обеда (или ужина). Нашел он ее, по видимому, перед самым нашим приходом, а посему все дальнейшие события мне довелось наблюдать со стороны. Итак, Курт узрел камеру, подплывает к ней и цапает веревку. Сом ( как оказалось он был очень сердит) недовольный тем, что его потревожили, немедленно несется прочь, попутно выдергивая из лодки Курта как пробку из бутылки. Тот еще в полете соображает, что рыбка шутить не намерена, а посему пора делать ноги. К нашему берегу (ширина Волги в этом месте метров 150) он подплыл (или подбежал, пес его знает, во всяком случае во время заплыва он не погружался в воду больше чем по пояс) минут через 5, а это я думаю, тянет на мировой рекорд. Далее было делом техники. Дед метнулся к соседу, схватил весла, прыгнул в его лодку и на всех парах помелся к выныривающей из волн камере. Из воды он ее доставать не стал, просто привязал к ней веревку, а веревку зацепил за нос лодки. Мы стояли на берегу и наблюдали, как сом катает деда по реке. Курт забыл про свою мокрую одежду, с глазами как у совы смотрел то на меня, то на деда в лодке и беспрестанно вопрошал: Was ist das?, иногда вставляя: -Ни ... сепе! Потаскав деда с полчаса, сом утомился, и дед стал потихоньку править к берегу. Подошел сосед, заинтригованный неожиданной прытью деда, уволокнувшего весла и лодку. Всей толпой уговорить сома вылезти на берег мы не смогли, пришлось соседу заводить свою древнюю «Ниву» и тащить рыбку с ее помощью. Вытянули. Померили. 2метра 70 см. Вес почти 200 кг. Репа как котел. Чавкает. Хвостом по песку возит. Курт от радости чуть его не целует, всю пленку в фотоаппарате перевел, видеокамеру чуть не изнасиловал, все запечатлеть этого сома старался. Сом в обхвате поболее полметра, упитанный, и на его фоне Курт как цыпленок выглядит. Смотрю, сосед бензопилу прет. Оказывается сома разделывать собрался. Курт чуть не в крик, руки растопырил, сома защищает. Матом как пьяный сапожник верещит, и меня поближе подтягивает. Не дал сома зарезать, отпустили мы его обратно. Да и дед слезу пустил, говорит как в молодости побывал, не осталось почти таких гигантов. Обмыли мы сомоео освобождение, на следующий день Курт со всеми сфотографировался, снасти свои все деду подарил и проводил я его в Неметчину полного впечатлений о РУССКОЙ РЫБАЛКЕ.
Минуло с той памятной рыбалки два года. Курт у себя на родине является членом рыболовного клуба, и когда он там показал фотографии и видеозапись улова, как и бывает в таких случаях, сразу нашлись и завистники, и скептики, и просто желающие тоже поймать такую же рыбку. Ну хотеть не вредно, и возможность осуществить мечту выпала только через годы. В общем снова звонок, поездка к деду, традиционный пузырек и дедово согласие. Прибывают трое. Курт как опытная устрица порожняком, а еще двое фрицев в полной походной выкладке.. Мне как назло в эти несколько дней было некогда, поэтому отвез я их к деду, а все остальное уж извините, рассказываю от его лица, так как сам непосредственным свидетелем не являлся. Итак. Ну привез ты фрицев, уехал, мы как водится за знакомство приняли, стали снасти готовить. И надрал же меня хрен кровать в доме передвинуть, чтобы место для ночлега гостям подготовить. Радикулит, мать его за ногу так прихватил, хоть вой. Ну Курта то я уж знаю, наказал ему что делать, а сам отлеживаться пошел. Он все приготовил, пришли они все в избу, на посошок приняли и пошли на реку. Курт то вроде как более трезвый был, а энти двое ну прям в лоскуты. И приняли то вроде немного, пару литров на четверых, а их то уж вон как развезло. Ждать их возвращения не стал, лег спать. Утром просыпаюсь, Курт на полу храпит мокрый насквозь, двоих нет. Ну, я встревожился, стал Курта будить. Куда там, дрыхнет как сурок. Наплевал на радикулит и покостылял к реке. Выхожу на берег, глядь -ЭсТешка (речное судно, предназначенное для перевозки сыпучих грузов, серия СТ) Михалыча на банке (мель на реке) сидит. На борту никого не видно. Покричал-покричал, в соседову лодку взгромоздился, и к ЭсТэшке правлю. На борт поднялся - никого. Что думаю за мистика, куда все делись. Зашел в рубку и по УКВ диспетчеру говорю, что мол судно на банке сидит, а экипажа нет на борту. Диспетчер в ответ: Знаю, туда два РБТ (речной буксир-толкач) пошли, а экипаж весь в дурке, у них у всех "белочка". Ну думаю, дело не чисто. Михалыч на борту никогда в рот спиртного не берет, а уж чтобы до белочки всей командой допиться Надо, думаю, Михалыча разыскивать, а до райцентра 30 верст, самому не одолеть. Пошел к соседу на поклон. Завели его Ниву, поехали в дурку в райцентр. Нашел врача, тот мне и говорит; Диагноз "белая горячка ' не подтвердился, рассматриваем 'массовый психоз'. Что, как, ничего не понимаю. Трясу врача, оказывается они всей командой ( 4 человека) видели говорящий буй на реке. Причем буй разговаривал на ненашем языке, по их словам. Соображаю, что дело нечисто, метемся с соседом обратно. Бужу Курта. Тот немного приходит в себя и начинает рассказ. Оказывается, они угнездились в лодку, причем двое свежих фрицев были что называется на рогах. Курт, как наиболее трезвый (сказывается прошлый опыт), ухватил шест и решил последовать примеру деда (я описывал способ). Раза три он удачно пробежал по лодке, они вышли почти на середину, ход уже хороший у лодки, и тут решил Курт еще раз подтолкнуться. Всадил шест в дно, добежал до кормы, шест надо выдернуть, а он гад застрял, и, следуя законам физики, вынул Курта из лодки. Лодка с приличной скоростью стала удаляться, а Курт остался висеть на шесте. Глубина в этом месте метра полтора, настоящая глубина чуть дальще начинается, но все равно купаться не хочется, поэтому Курт ухватился за шест поосновательнее и стал с тоской смотреть по сторонам. Стемнело довольно быстро. В этот момент появились на горизонте ходовые огни вышеописанной ЭсТешки. Немецкий умишко Курта вообразил, что плывут спасатели. Он не долго думая, достает фонарик, и начинает моргать светом. Я не силен в судоходстве, но по-моему судно, идущее вниз по течению должно оставлять буй или бакен, как его называют, моргающий белым светом справа по борту. Рулевой добросовестно берет чуть левее и судно так же добросовестно взгромождается на мель. Курт, думая что судно притормозило из-за него, начинает орать. В минуту опасности ВСЕ люди орут на родном языке, что и сделал Курт. В этот момент с борта судна стаей полетели @буки капитана, почувствовавшего сильный удар судна. До Курта стало доходить, что он сделал что-то не то и его сейчас будут бить. Поэтому он наплевал на все, отцепился от шеста и бросился к берегу, добрался до дома, вылакал остатки шнапса и лег спать. Оставшиеся на судне пришли в себя, включили прожектор, осветили все вокруг и не обнаружили бакена. Сообщили диспетчеру. Тот выслушал историю про то, что белый бакен сначала моргал, потом стал орать по-ненашему, а потом вдруг прыгнул в воду и уплыл к берегу, и тут же вызвал 'скорую'. В это время остальные два немца проснулись в зарослях камыша, куда лодку прибило течением, Курта не обнаружили и решив что он где-то поблизости, решили самостоятельно ловить рыбу. Снасти для ловли БОЛЬШОЙ РЫБЫ я описывал в прошлый раз. Немцы их тоже видели, знали для чего они, но не знали КАК. Поэтому они, следуя немецкой логике, для ТАКОЙ лески подобрали на берегу ТАКИЕ ЖЕ удилища (представили, да), в каждом из которых было как минимум по пол-куба дров и забросили снасти в воду. Назначение камер они понять не смогли и просто надели их на себя, вообразив, что это спасательные средства. Вот в ТАКОМ виде и застал их на реке патруль рыбнадзора. А теперь представьте: крупная водная магистраль, посреди нее в лодке два хмурых типа, ни хрена не рубящих по-русски, увешанные фото и видеоаппаратурой и держащих в руках ТАКОЕ. А вы бы что подумали? В общем, когда все разъяснилось, пароходство, больница и остальные непосредственные участники в лежку лежали от хохота, к деду прилипла кличка ШТАНДАРТЕНФЮРЕР, Курт оплатил все расходы и штрафы, немцы получили обратно всю аппаратуру и завели много новых знакомств. Людьми они оказались с юмором, ко всему произошедшему тоже отнеслись с пониманием, в общем международного скандала не было, а Курт в задумчивости спрашивал, разрешат ли ему снять здесь фильм.
Продолжение истории о немцах-рыболовах Теперь я уж сам при этом присутствовал, проникся, так сказать... Улеглась вся шумиха, все успокоились, кроме немцев. Они ведь рыбу ловить приехали. Отошли они от стресса, пошушукались между собой, и постановили; *** с ней, с БОЛЬШОЙ РЫБОЙ, половим хотя бы обычную. Дед не против. Предлагает половить щук. Все проголосовали ЗА. Надрючиваются снасти, смазываются катушки на спиннингах, готовятся сапоги-скороходы, в общем обычная суета. Один Курт грустит. Приехал-то он в этот раз БЕЗ снастей! Ну дед, добрая душа, достает из сарая кружки. Рыболовы поймут, а для не рыболовов поясню. Кружок - это круг из легкого твердого материала (чтобы плавал), выкрашенный с одной стороны ярким цветом, а с другой стороны в него вставлен небольшой шестик. Леска намотана на кружок и пропущена через шестик. К леске привязан крючок с наживкой. Когда рыба берет, она срывает леску с шестика и переворачивает кружок, одновременно сматывая леску с кружка. По плавающему перевернутому кружку (для этого красят) определяется поклевка. Ну так вот, рассказал дед Курту что с чем едят, и посоветовал для приманки наловить лягушек (щука на них хорошо берет). Ну взгромоздились на лодку и на острова. Двое немцев пошли вдоль берега со спиннингами, я забросил пару донок на судака, дед взялся кашеварить, ну а Курт взгромоздился на лодку и поплыл расставлять кружкИ к зарослям камыша, предварительно наловив хороших, отборных лягушек. Дед наловил на уху окуньков, ершей и прочей мелочи (хоть и мелочь, но уха вкусная!, заварил, меня позвал, выкушали с ним по соточке, лежим у костра, балдеем. Уха доспевает, водочка теплом по желудку растеклась, на песке у костра уютно, лепота одним словом. Слышим, немцы идут, переговариваются. Подходят довольные, один хорошего жереха вынул, второй пару тоже хороших щук, в общем довольны. Присели к нам, накатили по 100, мы тоже. Пошел у нас разговор, каждый по-своему трет, но как говорится рыбак рыбака... В общем, друг друга понимаем, ведем неспешную беседу. Уха готова, пора ужинать. Курта see нет. наконец показывается. Злой как сто индейцев подходит к костру. Молчит. Наливает СЕБЕ (!), высасывает, не закусывая (!!!) и подсаживается к костру. Мы с дедом встревоженно смотрим друг на друга (ну рефлекс уже!, потом дед осторожно спрашивает Курта что случилось. И тут!!! Курт вскакивает, с остервенением плюет себе под ноги и разражается речью. Что это была за речь!!! На двух языках, с пляской и жестикуляцией, с подпрыгиваниями и подвываниями, с пробежками вокруг костра и потрясанием кулаком в сторону камышей. Мы с дедом с восхищением заслушались, причем дед внимал открыв рот и с уважением покачивая головой в такт словам. Ну что это была за речь!!! По-моему, даже жерех и щуки на кукане, и те заслушались, да, с момента нашей последней встречи Курт значительно опередил своего учителя, т.е. меня. Ему и в подметки теперь не годились сантехники, сапожники и слесари. Из его уст лилась МУЗЫКА!!! По-русски из этой речи мелькало лишь одно цензурное слово - ЛЯГУШКИ, а по-немецки вообще одни предлоги. Немцы тоже раскрыли рты и внимали боясь пошевелиться. Наконец Курт успокоился. Дед сразу налил ему еще 200, и сказал что такой музыки давно не слышал. Немцы уважительно кивали. Курт высосал шнапс, успокоился окончательно и позвав нас с собой, пошел к лодке, выписывая ногами кренделя. Заинтригованные, мы гуськом поплелись следом. Взгромоздились в лодку. Курт везет нас к камышам. Подплываем. Он не слова не говоря, берет в руки кружок, на крючок сажает лягушку и опускает кружок в воду. Вопросительно смотрим. Успокаивающий жест. Снова смотрим. Кружок покачивается на воде. Проходит минуты 3, около кружка всплывает насаженная на крючок лягушка и преспокойно взгромождается на кружок, напрочь забыв свою прямую обязанность. Курт шлепает по воде шестом, лягушка исчезает в воде. Спустя несколько минут все повторяется. Так как кружков у Курта было около полутора десятков, да еще расплылись они друг от друга, то получается, что все время Курт был занят "разгоном демонстрации." Учитывая немецкую терпеливость и расстояния между кружками Словом, было от чего прийти в ярость. Когда до ВСЕХ дошло, от хохота проснулись спавшие на деревьях вороны... Posted by Воффка at 14.07.05 10:30 Евгений Назаров 14 07 2005 г
ТАЩИТЬ ИЛИ ОТПУЩАТЬ? ТАЩИТЬ ИЛИ ОТПУЩАТЬ? А.ПОПОВ Сбылись мечты! Попали вы на хорошую рыбалку! Все отлично: подходящая погода, толково подобраны снасти и экипировка, рыбный водоем, подходящий сезон... Ловится рыбка, хорошо ловится! Пожалуй, слишком хорошо... А куда ее девать? Можно, конечно, часть завялить, чтобы потом, хвастаясь перед коллегами или друзьями-рыболовами, выложить златобокого леща рядом с кружками пива! Но сколько вы завялите? Десяток-полтора? Пусть два десятка – вы же не на рыбозаготовки приехали, в конце-то концов! А рыба-то ловится... Ваши попутчики по поездке уже воротят нос от рыбных блюд, да они ведь и сами рыболовы! Скажете: так не бывает? Бывает, и не так уж и редко! В последние годы вроде и вопроса такого нет: как быть в ситуации хорошего клева? Все просто: catch and releasе – поймал, дескать, – отпусти... А так ли уж все просто? Вся ли отпущенная восвояси рыба переносит поимку относительно безболезненно и выживает после? Или, может, отпущенная, тихо и незаметно для нас, таких благодетелей, всплывает вверх брюхом, и хорошо, если чайки ее «утилизируют» – все не зря пропала... Выживет ли побывавшая в руках рыболова чехонь, оставившая половину чешуи на сетке подсачека, а остальную на руках рыболова? Перенесет ли судак быстрый подъем с десятиметровых глубин? Оживет ли окунь с поврежденными тройником мелкой «вертушки» жабрами? Оправится ли семга или таймень после прыжков на прибрежной гальке в последних отчаянных попытках обрести свободу? Не факт! Я вовсе не призываю отказаться от принципа «поймал – отпусти». Вопрос стоит иначе: как ловить, освобождать и отпускать рыбу, чтобы она потом выживала? Какую рыбу можно (и нужно) ловить по этому «гуманному» принципу, а какую – ни в коем случае нельзя? Речь об этом! И еще немного – о нашей с вами нравственности, дорогие коллеги по рыбалке! Для начала неплохо бы понять, чего мы хотим от результатов рыбалки. Я имею в виду судьбу биоценоза данного водоема. А результатом любительской рыбалки могут стать как оскудение, упрощение биоценоза, замедление роста обитающих рыб и так далее, так и, наоборот, улучшение условий обитания, усложнение связей в гидробиоценозе и, как следствие, увеличение средних размеров рыбы в уловах (что, понятно, только приветствуется рыболовами). Давно замечено, что ежегодный массовый нерест, хорошие условия выживания молоди ведут к измельчанию рыбы. Производители начинают нереститься рано, ежегодный икромет отнимает у них силы, кроме того, кормовая база любого водоема небезгранична – как следствие, рыбы много, но она вовсе не рекордных размеров. Примеры? Да сколько угодно! Огромные стаи 150-граммовых «матросиков» в Иваньковском водохранилище, громадные скопища некрупного судачка и бершика на Нижней Волге, несметные полчища истринской «фанерки» – мелкого подлещика... Рыбы много, но она мелкая. Противоположные примеры тоже имеют место: на просторах Рыбинки, на фундаментах затопленных деревень выросли колонии дрейссены, а сбросы воды и, как следствие, нерегулярный нерест способствовали образованию популяции «морской» плотвы, по своим размером давно обогнавшей каспийскую воблу и азовско-черноморскую тарань. Соответственно, ловить и отпускать «фанерку» на той же Истре по меньшей мере неумно... Да и действующие правила способствуют измельчанию рыбы: в них регламентирован только минимальный допустимый к изъятию размер «добычи», в результате наиболее ценные – крупные – производители попадают на стол. Еще раз подчеркну: я вовсе не против принципа «поймал – отпусти», я против бездумного применения его всюду и везде! Согласитесь, знакомая картина: стоит на русле лодочка, в ней – лещатник с бортовыми удочками, в садке у него (просторном, замечу, садке) лежат кверху брюхом и едва шевелят жабрами с пяток бронзовых лещей... А ведь температура воды в реке одинакова на глубине и поверхности, своевременная подсечка не дает крючку быть глубоко заглотанным и травмировать рыбу при его извлечении. Вываживание – быстрое и грамотное, прием рыбы в подсачек. Ну не получает лещ травм, несовместимых с жизнью! И тем не менее через полчаса-час после поимки, глядишь, завалился он набок – и вот уже «уснул». В чем же причина? А в баротравме! Быстро поднятый с глубины 7, а то и 10 м лещ травмируется перепадом давления, раздувшийся плавательный пузырь сдавливает органы, затрудняет кровобращение, возникают внутренние гематомы-кровоизлияния, и готово дело: лещ мертв! Хорошо хоть, отпускать его никто и не собирался – теперь он займет свое достойное место на обеденном столе! А если бы лещ был отпущен сразу после поимки? Скорее всего, он уплыл бы, но через какое -то время, незримый «культурным» рыболовом, всплыл бы вверх брюхом... Такая же картина с судаком, пойманным на джиг или глубинным троллингом, – баротравма, шок при вываживании и неизбежная гибель бережно отпущенной рыбы... Так, может, не ловить его, если он к столу вам не нужен? По моему мнению, вполне допустимо – и нравственно – убить и съесть пойманную рыбу. А поймать (и тем самым погубить), а потом отпустить, успокаивая свою совесть тем, что не видишь гибели отпущенной рыбы – такое отношение к природе (и к рыбе в частности) отдает изуверством. Ведь по сути ради забавы мы губим и мучаем живое существо! Давайте представим аналогичную ситуацию на охоте, к примеру, или вместо рыболова «подставим», как говорят математики, грибника... Вам не смешно? И не покажется ли нелепостью найти гриб, сорвать, полюбоваться, сфотографировать «трофей», а потом вернуть его лесу? Или выстрелить по дичи резиновой дробью, подобрать, «реанимировать» и бережно отпустить «в природу»? Абсурд, иначе не назовешь! А к рыбе мы почему-то допускаем подобное отношение... Да, без сомнения, некоторые виды рыб, при условии грамотно подобранных снастей (подходящее по мощности удилище, необходимой прочности шнур, нужный размер и форма крючка) и умелого вываживания, без особых фатальных последствий переживут поимку и возвращение в родную мокрую стихию! Но только некоторые виды! И только при соблюдении вышеназванных условий, высоком мастерстве рыболова и правильных его действиях! Не вызывает чувства отторжения и неприятия отношение к рыбе участников Трофейной Тайменьей Рыбалки – только так, с большой буквы! Правда, заявления типа: «Мы отпускаем всех пойманных тайменей» – вызывают некоторые сомнения. Допускаю, что некоторые асы, такие как Юрий Орлов, Михаил Скопец и другие, которых я не знаю, действительно в состоянии всех пойманных ими тайменей без вреда для их здоровья вернуть реке, но вот в то, что все участники тайменьих трофи никогда не травмируют рыбу – в это слабо верится... То же касается и семги: в некоторых реках (вернее, на некоторых участках рек) возможно большинство пойманных лососей вернуть живыми в воду. На карповых прудах, применяя современные снасти, возможно одного и того же карпа ловить десятки раз на протяжении его некороткой жизни. Относительно безболезненно (при адекватных размеру рыбы снастях) переносит поимку и сом, особенно трофейный: особенности строения плавательного пузыря позволяют ему избегать баротравм, а стойкость сома «на рану», как говорят охотники, позволяет без особого риска ловить и отпускать крупных сомов. Мелкие же, одно-двухгодовалые сомята, попадающиеся порой в качестве прилова при ловле леща, столь основательно заглатывают мелкий крючок, что отпускать их потом совершенно бессмысленно. В то же время лещ, чехонь, уклейка, некоторые сиговые настолько нежны, что их гибель после поимки практически неизбежна. Напротив, карась, линь могут быть отпущены (если это пойдет на пользу водоему). Так тащить или отпущать? Гамлетовский вопрос! Мне кажется, выручить может элементарный здравый смысл. Противопоставим его бездумному следованию «современной рыболовной моде». В частности, на мой взгляд, повальное увлечение ультралайтовыми снастями влечет за собой повышенный травматизм средней и крупной рыбы, пойманной ультралайтом. У вас просто нет возможности форсировать вываживание и не мучить рыбу сверх необходимого. А длительное вываживание, поимимо все увеличивающихся шансов на сход, потребует сложной и длительной реанимации, которая далеко не всегда будет удачной. Модный ныне троллинг тоже ведет почти к гарантированной гибели выловленной рыбы (за исключением, понятное дело, крупного сома). Ведь вываживание с невыключенным мотором и применение многокрючковых воблеров тоже ведет к повышенному травматизму выловленной рыбы. Опять-таки, я не призываю немедленно продать ультралайтовые снасти или троллинговый катер. Просто надо четко и честно сказать себе: этими способами ловить, чтобы отпускать рыбу, нельзя! Если вы не собираетесь употребить в пищу пойманную рыбу, думаю, что надо отказаться от этих видов рыбалки. А вот ежели у вас многочисленное семейство рыбоедов и вы уверены, что замороженное на базе судачье филе благополучно в кулере доедет до вашего дома, то ловите себе в полное удовольствие. А вот если ловится некрупный судак (а такой часто попадается при попытке добыть трофей на чуть ли не 30-сантиметровые воблеры), который вам совсем не нужен, лучше и правильнее прервать рыбалку, подумать: что же мы делаем не так, почему получаем нежелательный прилов, может, сегодня лучше вообще отказаться от рыбалки? Вообще самоограничение – единственный, пожалуй, путь к сохранению рыбных богатств наших водоемов. Никакие инспекторы не в состоянии уследить за всеми рыболовами, и если мы сами не будем задумываться о будущем, то наши дети и внуки будут только читать о рыбалке в старых книгах. Свобода начинается со слова «нет», сказанного себе! И еще пару слов о размерах рыб, которые я лично для себя определил как товарные. Для щуки это 2-5 кг, для судака тоже 2-5, для жереха 1,5-3, для сома 8-20, для сазана 3-10 кг. Ну и так далее. Рыб меньшего веса и, главное, большего я стараюсь отпускать, как можно меньше травмируя. Пусть крупные сильные производители останутся в водоемах, пусть они принесут такое же хорошо растущее потомство, пусть наши реки и озера всегда будут полны крупной рыбы! Я не затрагиваю здесь тему браконьерства, отравления воды промышленными предприятиями, неразумную работу гидросооружений – все это за пределами возможностей моего влияния! Я просто стараюсь в вопросах рыбалки разумно подходить к улову и руководствуюсь принципом Крокодила Данди: «Не убивай животное, если не собираешься его съесть». И для меня не имеет значения, что думают по этому поводу «провинутые» «защитники природы». А вот мнение компетентного ихтиолога, а особенно ихтиолога – действующего рыболова, я бы с удовольствием выслушал... Дата: 02.08.2010 16:14 первоисточник
Резиновая лодка Мы купили для рыбной ловли надувную резиновую лодку. Купили мы ее еще зимой в Москве, но с тех пор не знали покоя. Больше всех волновался Рувим. Ему казалось, что за всю его жизнь не было такой затяжной и скучной весны, что снег нарочно тает очень медленно и что лето будет холодным и ненастным. Рувим хватался за голову и жаловался на дурные сны. То ему снилось, что большая щука таскает его вместе с резиновой лодкой по озеру и лодка ныряет в воду и вылетает обратно с оглушительным бульканьем; то снился пронзительный разбойничий свист – это из лодки, распоротой корягой, стремительно выходил воздух, и Рувим, спасаясь, суетливо плыл к берегу и держал в зубах коробку с папиросами. Страхи прошли только летом, когда мы привезли лодку в деревню и испытали ее на мелком месте, около Чертова моста. Десятки мальчишек плавали около лодки, свистели, хохотали и ныряли, чтобы увидеть лодку снизу. Лодка спокойно покачивалась, серая и толстая, похожая на черепаху. Белый мохнатый щенок с черными ушами – Мурзик – лаял на нее с берега и рыл задними лапами песок. Это значило, что Мурзик разлаялся не меньше чем на час. Коровы на лугу подняли головы и все, как по команде, перестали жевать. Бабы шли через Чертов мост с кошелками. Они увидели резиновую лодку, завизжали и заругались на нас. – Ишь, шалые, что придумали! Народ зря мутитя! После испытания дед, по прозвищу «Десять процентов», щупал лодку корявыми пальцами, нюхал ее, ковырял, хлопал по надутым бортам и сказал с уважением: – Воздуходувная вещь! После этих слов лодка была признана всем населением деревни, а рыбаки нам даже завидовали. Но страхи не прошли. У лодки появился новый враг – Мурзик. Мурзик был недогадлив, и потому с ним всегда случались несчастья: то его жалила оса, и он валялся с визгом по земле и мял траву, то ему отдавливали лапу, то он, воруя мед, измазывал им мохнатую морду до самых ушей, к морде прилипали листья и куриный пух,– и нашему мальчику приходилось отмывать Мурзика теплой водой. Но больше всего Мурзик изводил нас лаем и попытками сгрызть все, что ему попадалось под руку. Лаял он преимущественно на непонятные вещи: на черного кота Степана, на самовар, примус и на ходики. Кот сидел на окне, тщательно мылся и делал вид, что не слышит назойливого лая. Только одно ухо у него странно дрожало от ненависти и презрения к Мурзику. Иногда кот взглядывал на щенка скучающими наглыми глазами, как будто говорил Мурзику: – Отвяжись, а то так тебя двину!.. Тогда Мурзик отскакивал и уже не лаял, а визжал, закрыв глаза. Кот поворачивался к Мурзику спиной и громко зевал. Всем своим видом он хотел унизить этого дурака, но Мурзик не унимался. Грыз Мурзик молча и долго. Изгрызенные и замусоленные вещи он всегда сносил в чулан, где мы их и находили. Так он сгрыз книжку стихов Веры Инбер, подтяжки Рувима и замечательный поплавок из иглы дикобраза – я купил его случайно за три рубля. Наконец Мурзик добрался и до резиновой лодки. Он долго пытался ухватить ее за борт, но лодка была очень туго надута, и зубы скользили. Ухватить было не за что. Тогда Мурзик полез в лодку и нашел там единственную вещь, которую можно было сжевать,– резиновую пробку. Ею был заткнут клапан, выпускавший воздух. Мы в это время пили в саду чай и не подозревали ничего плохого. Мурзик лег, зажал пробку между лапами и заворчал – пробка ему начинала нравиться. Он грыз ее долго. Резина не поддавалась. Только через час он ее разгрыз, и тогда случилась совершенно страшная и невероятная вещь. Густая струя воздуха с ревом вырвалась из клапана, как вода из пожарного шланга, ударила в морду, подняла на Мурзике шерсть и подбросила его в воздух. Мурзик чихнул, взвизгнул и полетел в заросли крапивы, а лодка еще долго свистела, рычала, и бока ее тряслись и худели на глазах. Куры раскудахтались по всем соседским дворам, а черный кот промчался тяжелым галопом через сад и прыгнул на березу. Оттуда он долго смотрел, как булькала странная лодка, выплевывая толчками последний воздух. После этого случая Мурзика наказали. Рувим нашлепал его и привязал к забору. Мурзик извинялся. Завидев кого- нибудь из нас, он начинал подметать хвостом пыль около забора и виновато поглядывать в глаза. Но мы были непреклонны – хулиганская выходка требовала наказания. Мы скоро ушли за двадцать километров, на Глухое озеро, но Мурзика не взяли. Когда мы уходили, он долго визжал и плакал на своей веревке около забора. Нашему мальчику было жаль Мурзика, но он крепился. На Глухом озере мы пробыли четыре дня. На третий день ночью я проснулся оттого, что кто-то горячим и шершавым языком вылизывал мои щеки. Я поднял голову и при свете костра увидел мохнатую, мокрую от слез Мурзикину морду. Он визжал от радости, но не забывал извиняться – все время подметал хвостом сухую хвою по земле. На шее его болтался обрывок разгрызенной веревки. Он дрожал, в шерсть его набился мусор, глаза покраснели от усталости и слез. Я разбудил всех. Мальчик засмеялся, потом заплакал и опять засмеялся. Мурзик подполз к Рувиму и лизнул его в пятку – в последний раз попросил прощения. Тогда Рувим раскупорил банку тушеной говядины – мы звали ее «смакатурой» – и накормил Мурзика. Мурзик сглотал мясо в несколько секунд. Потом он лег рядом с мальчиком, засунул морду к нему под мышку, вздохнул и засвистел носом. Мальчик укрыл Мурзика своим пальто. Во сне Мурзик тяжело вздыхал от усталости и потрясения. Я думал о том, как, должно быть, страшно было такому маленькому щенку бежать через ночные леса, вынюхивая наши следы, сбиваться с пути, скулить, поджав лапу, слушать плач совы, треск веток и непонятный шум травы и, наконец, мчаться опрометью, прижав уши, когда где-то на самом краю земли слышался дрожащий вой волка. Я понимал испуг и усталость Мурзика. Мне самому приходилось ночевать в лесу без товарищей, и я никогда не забуду первую свою ночь на Безыменном озере. Был сентябрь. Ветер сбрасывал с берез мокрые и пахучие листья. Я сидел у костра, и мне казалось, что кто-то стоит за спиной и тяжело смотрит в затылок. Потом в глубине зарослей я услышал явственный треск человеческих шагов по валежнику. Я встал и, повинуясь необъяснимому и внезапному страху, залил костер, хотя и знал, что на десятки километров вокруг не было ни души. Я был совсем один в ночных лесах. Я просидел до рассвета у потухшего костра. В тумане, в осенней сырости над черной водой поднялась кровавая луна, и свет ее казался мне зловещим и мертвым. Когда мы возвращались с Глухого озера, мы посадили Мурзика в резиновую лодку. Он сидел тихо, расставив лапы, искоса посматривал на клапан, вилял самым кончиком хвоста, но на всякий случай тихо ворчал. Он боялся, что клапан опять выкинет с ним какую-нибудь зверскую штуку. После этого случая Мурзик быстро привык к лодке и всегда спал в ней. Однажды кот Степан залез в лодку и тоже решил там поспать. Мурзик храбро бросился на кота. Кот со страшным шипом, будто кто-то плеснул воду на раскаленную сковороду с салом, вылетел из лодки и больше к ней не подходил, хотя ему иногда и очень хотелось поспать в ней. Кот только смотрел на лодку и Мурзика из зарослей лопухов завистливыми глазами. Лодка дожила до конца лета. Она не лопнула и ни разу не напоролась на корягу. Рувим торжествовал. А Мурзика мы перед отъездом в Москву подарили нашему приятелю-Ване Малявину, внуку лесника с Урженского озера. Мурзик был деревенской собакой, и в Москве среди асфальта и грохота ему было бы трудно жить. 1936 Константин ПАУСТОВСКИЙ (впервые опубликовано в сборнике Паустовского «Летние дожди», М.–Л., Детгиз, 1937)
